До войны он успел окончить пять классов. Вся учёба была впереди. Но до того как её удалось продолжить, пришлось пережить оккупацию, а потом множество сражений.
Немцы пришли в село Большие Щербиничи Орловской области, где жила семья Дайнеко. Освободили населённый пункт лишь 17 сентября 1943 года. А уже 30 октября 15-летний Григорий отправился в местный военкомат – проситься в армию добровольцем, вместе с тремя товарищами, такими же мальчишками. Упросили. Три товарища домой больше не вернулись – об этом рассказывал со слезами.
– Когда забрали нас, 30 декабря, попали в Брянск. Потом попали в небольшой городок под Тулой. Боеприпасы две недели разгружали, в леску был склад, на вагоны грузили. Питания никакого не было. Ходили на станцию в Белов, на станции капусту воровали и ели. Оттуда в Брянск приехали, из Брянска в Мелекес, Ульяновская область. Там нас тренировали, мы винтовку изучали, да и всё.
Его первый бой состоялся в апреле 1944-го. Это была разведка боем. Посылали, как рассказывал ветеран, на верную смерть. Но из этого боя вернулся, хоть и был ранен. Первый бой принёс ему медаль «За отвагу».
Всех своих комбатов записывал в специальную памятную книжку, чтобы не забыть ни одного имени. В этой же книжке сохранились адреса ветеранов 171-й стрелковой дивизии и описание её боевого пути.
В интервью журналисту Григорий Дайнеко в подробностях вспоминал, как шли на Берлин, бились за Рейхстаг, как бойцы его подразделения – батальона Самсонова – поставили там первый флаг.
– А вот в Рейхстаге мы были трое суток, снизу немцы и сверху. 1537 человек сдалось. Нас вышло человек 50 или 60, а человек 120 зашло. И надо было биться, и боеприпасы были на исходе. Командир армии генерал Кузнецов командиру дивизии по политической части приказал направить в Рейхстаг 13 бойцов с боеприпасами. Ни один не дошёл. Этого полковника ранило, так ему присвоили ГСС.
Когда мы наступали к Рейхстагу, перед ним был ров, чем зря залит – фекалиями. Глубина – с головой, ширина метра четыре. Мы нашли бревно, двоих послали сперва, Савенко Григория и Ерёменко Мишу. У меня есть книга «До стен Рейхстага», где они с комбатом сидят, герои наши. И они поставили флажок на колонну, мол, наши вот уже где, и сидеть там не надо, двигайтесь сюда, через этот ров.
В пробоину залетели первые, паники там наделали. Потом молодой парень из химвзвода или отделения при полку с огнемётом залетел. Мы первый этаж заняли, а со второго их огнемётом выжгли наверх. Второй этаж был как нейтральная зона. Потушили пожар, а ни воды, ни еды не было трое суток и пополнения боеприпасов не было. Так вот, я ездил на съезды на эти, и скажу – начальство наше жадное на награды.
Кто был в Рейхстаге, тот достоин ГСС, каждый. Ни у кого не было и мысли сдаться в плен. Так вот, послали нашего комбата с документами, Ерёменко и Савенко, которые ставили знамя. Он, москвич, встретился с 150-й дивизией – эти Егоров, Кантария. Тоже их как ходоков послали. Они из дивизионной разведки, но они после нас пришли! (Имеется в виду в Рейхстаг).
А в то время разве можно было поставить на Рейхстаг флаг? Поставили уже, когда сдались люди. А вот первый флаг наши поставили. И вот, подпоили нашего комбата, он разлёгся спать, они папку цап и в туалет. Он проснулся, давай, это самое, спрашивать, так Кантария к нему драться кинулся. Только в 1957 году присвоили нашим. Жуков и все знали, что кроме наших никого не было впереди. В 1957 году присвоили комбату нашему и им ГСС.
Это интервью – ценнейшее свидетельство – описание боёв без героического пафоса: война как она есть, глазами 15-летнего и 16-летнего подростка, уже прожившего большую жизнь.